100-летие КГБ Республики Беларусь

Время неумолимо. Большие и малые события уходят от нас, становясь историей. Тем более ценны встречи с их очевидцами и участниками – словно какая-то аура ожившего обволакивает и пленяет собеседника. И тогда ужасы войны и тоскливое предчувствие смерти перестают быть строками из книг и кадрами из фильмов.

11-летняя боец спецгруппы

Нынешним молодым (да, пожалуй, и взрослым) драматизм этого заголовка и не понять. Да и сама Таисия Адамовна Кузьмичева вспоминает те события почти без эмоций. Но вполне отчетливо. Сейчас она – житель минского микрорайона Серебрянка. А до войны жила на сплошь деревянной тогда улице Ульяновской. И ходила в новенькую, только-только построенную 47-ю школу. Которая, как и вся улица, вскоре сгорит в пекле войны, а после освобождения возродится одним из корпусов технологического института, нынешнего БГТУ.

-- Первое сообщение о войне я услышала по радио, будучи у бабушки, -- рассказывает Таисия Адамовна. -- Родители меня тут же забрали домой, а вечером папа увез нас за город, на болотную станцию – ныне там городская площадь Бангалор. Именно оттуда мы на следующий день видели, как немецкие самолеты бомбили Минск. И как горел наш город…

Надо сказать, «горел» не только город. Отец девятилетней к началу войны Таисы был шофером гаража Совнаркома, что на улице Свердлова, возил наркома сельского хозяйства. Не сказать, что весьма привилегированное положение, но близкое к тому. Война для таких людей оказалась своеобразным чистилищем – кто-то на поверку оказался паникером, кто-то изменником, кто-то – тыловой крысой. Адам Козлов же стал одним из организаторов подпольной работы, связавшей несколько местных партизанских отрядов. Однажды он с Володей Сеньковым (один из ставших известными позже минских братьев-подпольщиков), будучи в немецкой форме, попались на глаза соседке. Что пришлось наслушаться потом его жене от множества знакомых, догадаться несложно.

-- В 1943-м, когда мне было уже почти 11 лет, папа сказал: я уже большая и могу ему помогать, -- продолжает Таисия Адамовна. – Так я стала связной у подпольщиков, бойцом спецгруппы НКГБ СССР «Местные». Передавала устные сообщения, проверяла наличие патрулей, оповещая подпольщиков о месте и времени встреч. Когда встреча назначалась, ходила проверить, не ждет ли там засада. Потом пошли серьезные вещи: мама зашивала мне в куклу гранату или пистолетные обоймы – и я носила их через весь город в Лощицу. Ходила и в 3-ю больницу – там «свои люди» передавали бинты и медикаменты. У меня в этой больнице лежал брат, поэтому частые визиты подозрений не вызывали. А я, набрав всего необходимого, тут же несла это подпольщице Дарье Одинцовой на обувную фабрику, а от нее бинты и лекарства переправлялись уже непосредственно в отряд.

Было ли страшно? Вопрос, конечно, запоздалый, впечатления и эмоции давно стерты временем. С другой стороны, детская память избирательна и отчетлива местами, как никакая другая. Таисия Адамовна некоторое время размышляет, потом признается: иногда было очень страшно.

-- Ведь по Минску было расставлено столько виселиц, столько было развешано трупов! – вздыхает она. – На Комсомольской улице стоял длинный барак комендатуры, а напротив него на деревьях висели люди…

Проходить мимо приходилось постоянно, вскоре это уже не казалось даже чем-то страшным.

Им намылили руки и ноги…

В самом деле, бояться приходилось не мертвых. Осенью 1943 года в Минске начались повальные аресты, подпольщикам пришлось покинуть город. Адам Козлов вывез семью под видом торговца картошкой и отправил в партизанский отряд «Местные», которым командовал Станислав Ваупшасов. На плечи юной Таисы легло дежурство в дозорах, кашеварение, стирка одежды и бинтов, забота о раненых, сбор ягод. А за 28 дней до освобождения Белоруссии, выходя из окружения, отряд нарвался на засаду. На глазах юной подпольщицы был убит ее двоюродный брат: немецкая форма помочь в лесном бою не смогла. Начался плен…

-- Нас с мамой отправили в Белостокский, а потом в Варшавский концлагерь, -- продолжает Таисия Адамовна. – Лишь гораздо позже, в 1989 году посещая те места, я узнала, что он был одним из филиалов печально известного Майданека. Нас сразу же определили в какое-то помещение, раздели и густо намылили руки и ноги. Мол, баню будете принимать…

«Баня» на деле оказалась крематорием, а руки-ноги палачи намыливали жертвам исходя из сугубо утилитарных целей: в противном случае сухожилия в огне печи так стягиваются, что трупы переплетаются между собой. Разнимай их потом баграми… Но нашу героиню спасла, как ни странно, традиционная немецкая педантичность. Выяснилось, что в тот день гореть в печах крематория была «очередь» западных евреев – и восточных пленниц отправили в бараки. А затем и вовсе переправили в Чехословакию для работы на заводе.

-- В мае 1945-го охрану с нашего жилого лагеря сняли, и нас разобрали по домам местные жители. 6 мая пани Верткова, которая прятала нас, открыла погреб и сказала: «Выходите, пришли ваши!». Надо ли говорить, что эта фраза до сих пор стоит в ушах? Кстати, чехи встречали тогда советские войска таким ликованием, такими цветами!..

В Минск маленькая Таиса с мамой и сестрой возвращались пешком, шли больше месяца. Отцу к тому времени в одной из бумаг успели официально сообщить, что семья его погибла. После войны бывший боец спецгруппы НКВД вернулась в школу, потом закончила техникум легкой промышленности, два десятилетия работала в управлении первого автобусного парка. Ныне она живет на проспекте маршала Рокоссовского, чья биография также связана с войной и Польшей, -- тихая и рассудительная женщина, сохранившая не только ясный, чистый ум и великолепную память, но и позитивный жизненный настрой.

Автор: Максим ОСИПОВ
Газета: «Народная газета»
4 апреля 2011